Неожиданный звонок

 

Антонина и не думала, что когда-либо снова услышит голос бывшего мужа. После развода она старалась не вспоминать о нём, слишком болезненно было то, как всё закончилось. Вася сначала платил алименты, а потом, уволившись, напрочь исчез из их жизни. Поэтому, когда в 21:27 на экране высветилось его имя, у неё внутри всё сжалось.

 

Хотела было сбросить — гордость не позволяла. Но любопытство взяло верх.

 

— Алло? — голос у неё дрожал.

 

— Тонь… Привет. Слушай, в субботу не планируй ничего. Надо прийти на юбилей Валентины — моей жены. Приводи и детей, — сказал Василий будто невзначай.

 

— Это ещё почему? — она удивилась до глубины души.

 

— Ну… у неё открытие магазина скоро, гости важные будут. Хочет показать, что у нас мир и дружба. Имидж, понимаешь…

 

Его голос был натянутым, как струна. И в нём слышалась… мольба. Вася, который когда-то хлопнул дверью и оставил её одну с двумя детьми, теперь просит прийти на праздник новой супруги. Сначала ушёл, обвинив во всех бедах, а теперь — «приходи, пожалуйста, проси, что хочешь»…

 

Тоня молчала, вспоминая, как жила тогда.

 

Каждый день она возвращалась домой с работы вымотанная, но с натянутой улыбкой — дети ведь не виноваты. Муж вечно недоволен, упрёки без конца: то борщ не тот, то кран протекает, то денег нет. А когда Вася заявил, что он не сантехник, она просто спокойно достала деньги из кошелька — как раз выдали зарплату — и протянула:

 

— На рябчиков с ананасами. Приятного аппетита.

 

Он ушёл тогда, громко хлопнув дверью. Сказал, что идёт к женщине «по-настоящему достойной». Валентина — владелица цветочного бизнеса, уверенная, с деньгами, связями. Мечта, не иначе. А Тоня, по его мнению, «тряпка» и «обуза».

 

Прошли месяцы. Вася исчез с горизонта. Детям звонил редко, денег переводил ещё реже. А сам, как потом выяснилось, оказался домохозяином при Валентине. Посуду мыл, ребёнка её в школу водил, кран теперь сам чинил и ужин готовил под её приглядом. Женщина с характером быстро показала, кто в доме хозяин.

 

А Тоня тем временем не сломалась. Она приняла предложение коллеги — пошла работать дополнительно в частную клинику рядом с домом. Училась, тренировалась, пробовала. Стала косметологом. Постепенно у неё появились постоянные клиентки. Стали оставлять хорошие чаевые, записываться заранее. Сначала на месяц вперёд, потом — на два. Сама себе удивлялась: разве могла она представить, что будет получать больше, чем Вася когда-либо зарабатывал?

 

И вот — звонок.

 

— Если не придешь, она мне мозг вынесет. Просит как будто для имиджа, а сам я уже не знаю, где прав, где виноват, — ныл он. — Пожалуйста. Просто приди. Без подарков. С детьми.

 

Антонина согласилась. Любопытно стало: что это за Валя такая, ради которой он ушёл? Хотелось посмотреть, что он теперь за человек.

 

На юбилее она появилась в неброском, но элегантном платье. Красивая, ухоженная, с блеском в глазах. С ней — дети, весёлые, уверенные в себе. И Валентина заметно напряглась: бывшая выглядела достойно, а дети — вовсе не как «заброшенные».

 

В какой-то момент Валентина шепнула Васе сквозь зубы:

 

— Ты алименты платишь, что ли, за моей спиной?! На какие деньги они так выглядят, если ты не работаешь? Из моих, что ли?!

 

— Нет, Валя, честно… — залепетал он.

 

Но Тоня только улыбнулась. Улыбнулась — не от злости. От внутренней силы. От чувства собственного достоинства.

 

Она больше не злилась на него. Она отпустила. Потому что у неё теперь б

ыла жизнь, в которой она сама себе хозяйка.

 

Когда Владимир вернулся с работы, в доме уже витал знакомый аромат борща, но атмосфера была натянутой, как струна. Он поставил портфель в прихожей, разулся, и, войдя на кухню, застал мать, сидящую за столом с недовольным выражением лица, и Ксению, стоявшую у раковины с красными глазами.

 

— Что случилось? — он бросил взгляд то на одну, то на другую.

 

— Ничего, — быстро ответила Ксения, не поворачиваясь. — Просто устала.

 

— Конечно устала, — вмешалась Тамара Петровна. — Всё время стоит у плиты, варит какую-то бурду, а сил-то и нет. Я ей говорю: если хочешь, чтобы мой сын был счастлив — подари ему квартиру. Пора уже помочь семье.

 

Ксения замерла. Вот оно — снова. В который раз свекровь возвращалась к этой теме. Их с Владимиром квартира была куплена еще до свадьбы, на её сбережения от проданной бабушкиной дачи. Она оформила жильё на себя — не потому что не доверяла мужу, а потому что это было её. Частичка прошлого, тепла, памяти.

 

Владимир вздохнул.

— Мама, хватит. Мы же уже обсуждали это. Ксения никому ничего не должна.

 

— Это ты так думаешь. А я считаю, что в семье всё должно быть по справедливости. Мы — твоя кровь. Она тебе чужая!

 

— Нет, мама, — спокойно, но твёрдо произнёс Владимир. — Теперь она моя семья. Ты — гость в этом доме. Если не можешь уважать мою жену, тогда…

 

Он не договорил. Ксения обернулась и впервые за всё время посмотрела свекрови прямо в глаза.

— Знаете, Тамара Петровна, я многое терпела. Ваши насмешки, упрёки, вмешательство в наш быт. Я молчала — из уважения. Но вы постоянно приходите сюда и разрушаете то, что мы строим с любовью. Я не просила вас о помощи, не просила квартиры или подарков. Я просто хотела, чтобы вы приняли меня такой, какая я есть — женщину, которая любит вашего сына.

 

Молчание. Даже ложка в кастрюле затихла.

 

— Ты… — начала Тамара Петровна, но голос её дрогнул. Она вдруг будто увидела Ксению впервые — не просто «невестку», а человека с болью, с достоинством, с сердцем.

 

Она встала.

— Я… Я подумаю над твоими словами, — пробормотала и, не попрощавшись, вышла за дверь.

 

Владимир подошёл к Ксении, обнял её за плечи.

— Прости меня, что раньше молчал.

 

— Главное, что сейчас ты сказал.

 

Они стояли в тишине, обнявшись, и борщ, такой тёплый, насыщенный, вдруг стал символом чего-то большего — дома, где наконец стало возможным быть собой. Без стр

аха. Без притворства. С любовью.

 

 

На следующий день, когда Владимир вернулся с работы, Ксения решила не молчать.

 

— Володя… — она старалась не дрожать голосом. — Мы должны поговорить.

 

— Что-то случилось? — он сразу насторожился.

 

— Да. Я больше не могу вот так жить. Я стараюсь, готовлю, забочусь о тебе… Но твоя мама приходит в наш дом, унижает меня, говорит, что я ничего не стою. А ты молчишь.

 

Владимир опустил глаза.

 

— Ксюша… Она просто волнуется за меня, ты же знаешь…

 

— Нет, Володя, это не забота. Это контроль. Это пренебрежение. И я не обязана это терпеть. Либо мы — семья, и ты ставишь границы, либо… — голос предательски задрожал. — Либо я поеду к маме на время.

 

В комнате повисло тяжелое молчание. Владимир прошёлся по комнате, потом резко сел напротив.

 

— Я люблю тебя, Ксюша. И не хочу тебя терять. Я просто с детства привык подчиняться маме, боялся её обидеть. Но теперь понимаю — этим я обижаю тебя. И себя тоже.

 

Он встал, обнял жену.

 

— Завтра я сам с ней поговорю. А пока — давай поужинаем. Я так соскучился по твоему борщу.

 

Ксения тихо улыбнулась сквозь слёзы.

 

 

—

 

На следующий день Тамара Петровна вновь пришла — с привычным стуком. Но на этот раз дверь открыл Владимир.

 

— Мама, — начал он спокойно, но твёрдо. — Нам нужно поговорить. Это наш дом. И ты не можешь сюда приходить, как к себе. Ксения — моя жена. Я её люблю. И если ты не можешь уважать её — я попрошу тебя не приходить вовсе.

 

Свекровь опешила. Первый раз за всю жизнь сын так с ней говорил. Но в его глазах не было злости — только решимость.

 

— Я просто хотела, чтобы тебе было хорошо… — пробормотала она.

 

— А мне хорошо, когда рядом Ксюша. Она — моя семья.

 

Тамара Петровна медленно кивнула. И ушла — молча.

 

 

—

 

Прошло несколько месяцев. Отношения наладились. Свекровь звонила реже, но теперь хотя бы спрашивала, когда можно прийти. Иногда даже приносила пироги.

 

— Твой борщ стал вкуснее, — однажды сказала она, не глядя.

 

— Он всегда был вкусный, — с улыбкой ответил Владимир и подмигнул жене.

 

Ксения тихо вздохнула. Она больше не чувствовала себя гостьей в собственном доме. Она снова

чувствовала себя — любимой.

 

И это было главное.